Роман "Весна на Одере" Эммануила Казакевича (1913–1962) посвящен последнему периоду Второй мировой войны. Среди героев романа нашли свое отражение главнокомандующие Жуков, Конев и Рокоссовский. В 1949 году Эм. Казакевичу была присуждена Сталинская премия второй степени. ОГЛАВЛЕНИЕ: Часть первая. Гвардии майор Часть вторая. Белые флаги Часть третья. На Берлинском направлении
Хотела, как лучше, а получилось...
Честно решила приобщиться к волшебному миру советской литературы. Но недооценила его волшебности. И ведь, казалось, всё сделала наверняка: и тема интересная (последние месяцы войны), и писатель – очевидец событий, и имя у него известное. Не сработало.
Подташнивать начало уже на первой странице, когда речь зашла «о великом Сталине, который вел и привел их сюда». Ладно, решила я, книга написана в определённое время, такие были правила игры, из песни слова не выкинешь, может, всё остальное будет лучше. Но лучше не стало. От картонности и плакатности героев сводило скулы. Таблички на них можно было вешать, не глядя: «мудрый командир», «много повидавшая женщина», «шутник и балагур», «отчаянный и безбашенный». Достоинства их были безразмерны, а недостатки стремились к нулю и были легко объяснимы тяготами военного времени. В общем, любимый советский конфликт – борьба хорошего с лучшим.
Что ещё отвращает от книги, так это попытки автора «писать красиво». Как загнет что-нибудь про «горделивое сознание собственной непобедимой силы», хоть выноси всех святых. Это сочетание пафоса с бесконечным описанием быта рождает ощущение невыносимой фальши. Если прибавить к этому растянутость, отсутствие динамики и внятного сюжета и потуги на юмор, мои мучения станут понятны.
А кончилось всё тем же, чем и начиналось:
— Сталину спасибо.
«Да, спасибо ему, — думал член Военного Совета, глядя на светлые воды Эльбы. — Спасибо его могучему уму, железной выдержке, несравненной настойчивости и беспримерной прозорливости…»
Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
Прочитано в рамках Игры в классики
Хотела, как лучше, а получилось...
Честно решила приобщиться к волшебному миру советской литературы. Но недооценила его волшебности. И ведь, казалось, всё сделала наверняка: и тема интересная (последние месяцы войны), и писатель – очевидец событий, и имя у него известное. Не сработало.
Подташнивать начало уже на первой странице, когда речь зашла «о великом Сталине, который вел и привел их сюда». Ладно, решила я, книга написана в определённое время, такие были правила игры, из песни слова не выкинешь, может, всё остальное будет лучше. Но лучше не стало. От картонности и плакатности героев сводило скулы. Таблички на них можно было вешать, не глядя: «мудрый командир», «много повидавшая женщина», «шутник и балагур», «отчаянный и безбашенный». Достоинства их были безразмерны, а недостатки стремились к нулю и были легко объяснимы тяготами военного времени. В общем, любимый советский конфликт – борьба хорошего с лучшим.
Что ещё отвращает от книги, так это попытки автора «писать красиво». Как загнет что-нибудь про «горделивое сознание собственной непобедимой силы», хоть выноси всех святых. Это сочетание пафоса с бесконечным описанием быта рождает ощущение невыносимой фальши. Если прибавить к этому растянутость, отсутствие динамики и внятного сюжета и потуги на юмор, мои мучения станут понятны.
А кончилось всё тем же, чем и начиналось:
— Сталину спасибо.
«Да, спасибо ему, — думал член Военного Совета, глядя на светлые воды Эльбы. — Спасибо его могучему уму, железной выдержке, несравненной настойчивости и беспримерной прозорливости…»
Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
Прочитано в рамках Игры в классики
В преддверии победы
Роман Э. Казакевича «Весна на Одере» это многоплановый рассказ о последних месяцах Великой Отечественной войны. Весна 1945 года. Советские войска готовятся к форсированию Одера. Тяжелые бои за месяц до победы над фашистской Германией унесут еще десятки тысяч жизней советских солдат и офицеров
Как мало все-таки читают книги о войне, причем написанные писателями,которые сами ощутили на себе ее ужасы, сами принимали непосредственное участие в достижении победы.Таким был и Эммануил Казакевич, написавший этот роман,когда победа была уже так близка. Эта весна оказалась радостной и для двух любящих сердец, расставшиеся в первые годы на дорогах войны. Такое необычное окончание даже вызвало волну критики за его идейно-тематическое благополучие, к которому еще не привыкли. А читать было радостно, тем более, что выходила вторая книга дилогии "Дом на площади" писателя
Как мало все-таки читают книги о войне, причем написанные писателями,которые сами ощутили на себе ее ужасы, сами принимали непосредственное участеи в достижении победы.Таким юыл и Эммануил Казакевич, написавший этот роман о заключительном периоде войны,когда победа была уже близка. Эта весна оказалась радостной и для двух любящих сердец, расставшиеся в первые годы на дорогах войны. Такое необычное окончание даже вызвало волну критики за его идейно-тематическое благополучие, к которому еще не привыкли. А читать было радостно, тем более, что выходила вторая книга дилогии "Дом на площади".,
— И подумать только! Вон там немецкая деревня. Даже как-то странно, что здесь живут немцы, те самые, что натворили в мире столько зла. Что же? Сжечь эту деревню? Перебить там всех?
Все молчали. Потом послышался голос капитана Чохова:
— А что вы думаете? Пойдем и сделаем!..
Эти слова, произнесенные спокойным голосом, заставили всех взглянуть на Чохова. И все увидели круглое юношеское лицо, маленький ровный нос и серые решительные глаза. В этих глазах была вызывающая самоуверенность ничего не боящегося человека.
— Пугает фриц фрица нашей Сибирью, — даже немного обиженно сказал рыжеусый. — А мне бы дожить до победы да поехать в свою Сибирь, к Василисе Карповне и детям.
Старуха принялась стелить русским постели. Делала она это без подобострастия: она слишком недавно стояла на пороге смерти, чтобы заискивать перед кем-либо. Просто так полагалось: русские были победителями и имели право рассчитывать на смирение побежденных.
Дом был полон белых перин и стенных часов разных размеров, отличавшихся таким простуженным звоном, словно они просились под эти перины.
Над дверьми, над кроватями и в простенках висели напечатанные на картоне древнеготической вязью изречения в стихах — главным образом на тему о необходимости довольствоваться малым и о преимуществе тихого семейного
счастья перед мирской суетой. Под стишками висели фотографии двух улыбающихся германских солдат — видимо, сыновей хозяина дома — на фоне улиц и площадей европейских столиц: Копенгагена, Гааги, Брюсселя и Парижа. Сыновья хозяина не довольствовались малым!